«Проблема — это проблема. Человек — это не проблема» .

Людмила Лоскутова, практикующий психолог с 1999года
Кандидат психологических наук, тренер.
Я работаю с семьями в традиционной системной семейной терапии. Работаю с семейными историями через исследование генограмм (родословной), индивидуально или в маленькой группе. Я работаю в нарративном подходе с ситуациями высокого социального давления по отношению к клиенту: особые семьи, "нестандартные" отношения, "не одобряемая обществом" профессия, другие ситуации, в которых человек идёт путём, встречающим непонимание и давление близких и общества в целом.

По материалам книги Дженнифер Фримен, Дэвида Эпстона и Дина Лобовица «Веселые решения серьезных проблем: нарративная терапия для детей и их родителей».
Jennifer Freeman, David Epston, Dean Lobovits. Playful approaches to serious problems: narrative therapy with children and their families. — W.W. Norton and Company, 1997. 321 p.

Что написано пером, того не вырубишь топором. Создатели нарративного подхода Майкл Уайт и Дэвид Эпстон не спорят с русской пословицей. Рассматривая жизни людей и их взаимоотношения как истории эти, на сегодняшний день уже всемирно известные и уважаемые австралийские специалисты, утверждают: "рубить" и не надо.

Достаточно посмотреть внимательнее, что написано - почитать под другим углом зрения, вглядеться в написанное мелким шрифтом, в скобках, сносках, комментариях, в тех фрагментах нашей личной истории, которые мы в свое время предпочли не вписывать в главные сюжетные линии, но которые, тем не мене, никуда не делись, стоит только их вспомнить и заново вдохнуть в них жизнь.

Переписать историю своей жизни

"Нарратив" в переводе с английского означает "рассказ", "повествование". Нарративная терапия – беседа, в процессе которой люди "перерассказывают", то есть рассказывают по новому, истории своей жизни. Для нарративных терапевтов "история" это некие события, увязанные в определенные последовательности на некотором временном промежутке и приведенные таким образом в состояние наделенного смыслом сюжета.

Когда мы рождаемся, у нас нет никаких идей о том, какой смысл имеет ежесекундно получаемый нами опыт, нет названий тому, что мы переживаем. Мы не знаем, кто мы, где мы, что мы люди, вокруг нас родственники, над кроваткой игрушка, а сами мы, к примеру, довольны или голодны. У нас нет даже таких понятий, как "кто", "где", "вокруг", "Я", удовольствие и пр. Постепенно от окружающих нас людей мы узнаем, что мы есть, у нас есть имя, мы мальчик или девочка, что мы капризничаем или ведем себя хорошо, что мы настойчивые или ленивые, плаксивые или чувствительные, умные или непослушные. Взрослые люди сообщают нам, что сейчас мы грустим, а в другой момент радуемся, что нам больно или смешно, тревожно или спокойно. Так шаг за шагом мы формируем истории, о том, кто мы, и какова наша жизнь. А жизнь при этом продолжается, и каждому переживаемому мгновенью мы приписываем тот или иной смысл в соответствии с уже имеющимися у нас знаниями. История жизни каждого человека состоит из множества переплетающихся сюжетов – о том, каков он, о его личной жизни, карьере, учебе, о его достижениях и разочарованиях, семье и увлечениях, желаниях и планах. При этом мы стремимся к тому, чтобы каждая сюжетная линия выглядела логично, и все они между собой были как-то согласованы. Так, например, если у человека есть история о том, что он альтруист, филантроп и к тому же законопослушный гражданин, ему сложно будет совместить с ней историю о том, что он выбрал карьеру киллера и достиг в ней больших успехов. А человеку, рано узнавшему, что он умный и прилежный мальчик, и что это очень хорошо, а затем в соответствии с этим знанием, присоединившим к нему новое, о том, что он талантливый ученик и целеустремленный юноша, легко будет себе объяснить, как он оказался в шапочке и мантии на церемонии вручения дипломов в Гарварде. Тонкость состоит в том, что в жизни филантропа, наверняка, был момент, когда он стоял в час "пик" в вагоне метро зажатый малознакомыми телами и ненавидел все человечество, а гарвардский выпускник не раз не справлялся с заданиями и испытывал желание все бросить и выращивать цветы, просто наши герои не вписали эти события в истории своей жизни, сделав их как бы невидимыми, на время, а может и навсегда.

Одна из базовых идей Майкла Уйата состоит в том, что в действительности жизнь человека состоит из огромного количества событий, слишком противоречивых, чтобы из них можно было составить мало-мальски последовательный сюжет. Поэтому мы преимущественно обращаем внимание на те события, которые подтверждают уже сконструированные нами доминирующие истории о нас, а многочисленные эпизоды, противоречащие этим главенствующим сюжетным линиям, отбрасываем и быстро забываем, видя в них необъяснимые "случайности". Так, например девочка, у которой уже сложилась доминирующая история о том, что она стеснительная и замкнутая, запомнит, как она очень хотела участвовать в школьном спектакле, но побоялась вызваться, и пополнит этим эпизодом свою уже существующую историю. Удивительно при этом, что не решилась вызваться девочка как раз под влиянием представлений о себе, как о замкнутой и стеснительной. Летом этого же года эта девочка, отдыхая на даче, сама познакомилась и подружилась с уже сложившейся компанией ребят; за несколько месяцев до эпизода с театром она подала заявку на участие в телевизионном конкурсе; и, наконец, она постеснялась сказать о своем желании играть в спектакле, но это желание у нее было (!), а это не очень типично для замкнутых людей. Все эти эпизоды останутся как бы не удел, им нет места в ее главной истории о себе, они этой истории противоречат и поэтому для девочки – автора истории выглядят как отдельные, как будто "висящие в пустоте", не наделенные особым смыслом и поэтому быстро блекнущие строки.

Предположим, эта девочка выросла, ее история про замкнутость стала уже очень плотной. Она приходит к нарративному терапевту и рассказывает, что неспособна проявить инициативу или даже откликнуться на ухаживания молодых людей, избегает принимать участие в корпоративных вечеринках, у нее мало опыта общения, и тревоги об этом недостатке опыта не дают ей наконец-то в общение вступить, в результате она недовольна своими успехами, как в работе, так и в личной жизни, и не знает как это можно изменить. Эта молодая женщина скажет терапевту, что она замкнутая и стеснительная с детства, и приведет в подтверждение своих слов уже знакомые нам эпизоды и еще сколько угодно им подобных. Терапевт же, задавая специальные вопросы, поможет нашей героине припомнить в деталях, наделить новым смыслом и соединить в новую историю многочисленные эпизоды из ее жизни, не вписывающиеся в ту проблемную историю нарративные терапевты называют историю, которую человек на данной момент считает для себя уже бесполезной проблемно-насыщенной, с которой она пришла.

Для того чтобы вместо проблемно-насыщенной истории "Я замкнутая, стеснительная, я не умею общаться" в сотрудничестве с терапевтом женщина смогла создать альтернативную историю, которую ей, предположим, захочется назвать "Я интересна другим людям, и они интересны мне", ей не нужно "меняться" в прямом смысле этого слова, как-то мучительно трансформируя своя "Я". Как мы уже поняли в ее жизни, в действительности уже в потенциале содержится много историй и бесчисленное количество событий, и она вольна выбирать какие события отобрать и какой смысл им придать, чтобы "сконструировать себя" предпочтительным для себя же образом.

В действительности, наши жизни мультиисторичны. Каждый момент содержит пространство для существования многих историй, и одни и те же события в зависимости от приписываемых им смыслов и характеров связей могут сложиться в разные сюжеты. Любая история не лишена некоторой степени неопределенности и противоречивости. И ни одна история не может вместить все жизненные обстоятельства.

Социум

Конечно, знанием о том, какой смысл приписать получаемому нами опыту владеют не только члены нашей семьи, это знание разделяется всем сообществом, в котором мы родились, нашим социумом. Майкл Уайт очень любит французского философа Мишеля Фуко, и использовал многие его идеи при создании своего метода. Мишель Фуко обратил внимание на то, что в разных обществах, в разное время идеи о том, что "нормально", что соответствует "здравому смыслу" или "само собой разумеется" сильно разнятся.

Нарративные терапевты полагают, что базовые, «общепринятые» идеи, которые люди обычно принимают за «законы жизни», «порядки вещей» и «вечные истины» о том, что есть человек и общество, в действительности меняются по ходу истории. В каждом конкретном обществе, в каждый конкретный момент \ период истории существуют люди и социальные институты (наука, церковь, совет старейшин), определяющие, какое знание следует считать истинным - в том числе знание о том, что есть умственная патология, психическая норма и не норма, преступление, заболевание, сексуальность и пр. Хотя эти знания выглядят как непреложные, "вечные" истины, на самом деле, когда-то их не было, затем люди договорились между собой что, Земля, к примеру, плоская. Дети этих людей, еще помнят, что "так решили отцы", а через несколько поколений все уже просто знают, что "это так". А тот, кто думает, что "не так" – сумасшедший или дурак. Итак, в каждом обществе существуют какие-то доминирующие знания. О том, что нормальный человек стремится к счастью, или о том, что счастье нас может ждать только в загробной жизни; о том, что красивая женщина обладает семью складочками на животе, или что у нее не должно быть живота вовсе; что приличный человек должен трудиться, или что уважаемый человек - это тот, кто как раз может себе позволить не работать; что дети это огромная ценность и большая радость, или что у них нет души и их можно сбрасывать со скалы; что одиночество это способствующее духовному развитию и открывающее дорогу к счастью благо, или признак ущербности и обязательное условие несчастья; что справится с проблемами человеку может помочь психотерапевт, духовник, друзья, алкоголь или партком.

Уайт вслед за Фуко полагает, что мы склонны принимать на веру и даже как бы сливаться с доминирующими историями нашей культуры, легко соглашаясь с тем, что они содержат истину о том кто мы, как нам понимать наш опыт и какими нам следует быть. И эти доминирующие знания скрывают возможности, которые могли бы предложить другие, альтернативные истории. По мнению Майкла Уайта, люди приходят в терапию, когда доминирующие истории не позволяют им прожить свои собственные предпочтительные истории, или когда человек активно участвует в воплощении историй, которые он находит бесполезными. На женщину, делающую одну пластическую операцию за другой, влияют несколько популярных в нашем современном обществе историй.

Что человек должен быть счастлив, что "женское счастье, был бы милый рядом", что чтобы достичь этого счастья надо обладать определенным телом, а то, каким это тело должно быть, подробно объясняется в средствах массовой информации. Складочка жира для этой женщины начинает означать что она "ненормальная", печальные переживания по этому поводу только усугубляют это ощущение, потому что "норма" для человека быть счастливым, а отсутствие идеальной семейной жизни окончательно убеждает в том, что она совершенно неправильный человек и нормальные люди должны от нее только шарахаться. Женщине плохо, а значит история о необходимости достижения счастья посредством совершенного тела ей неполезна.

Если она придет к нарративному терапевту, то, беседуя с ней, он постарается сделать эти поддерживающие ее проблемную историю социальные знания и стереотипы видимыми. Тогда она сможет обсуждать их влияние на себя, занять по отношению к ним более активную позицию, решить насколько они для нее полезны, и, возможно, обратится к каким-то другим альтернативным знаниям, не доминирующим в данный момент в ее культуре. Складочка жира может означать все что угодно, например: "я способна хорошо о себе позаботиться", "я могу позволить себе и умею получать удовольствие", "я в себе уверена", "я готова к материнству", "складочка жира".

Таким образом, в ходе нарративной беседы меняется репертуар знаний, привлекаемых человеком для интерпретации его опыта, а, следовательно, меняется опыт и история.

Мы – не проблемы. Проблемы – это проблемы.

Нарративные терапевты верят что, то, как мы мыслим, во многом, определяется языком, на котором мы говорим. Когда человек слышит "ты невнимательный", или сам про себя говорит "я эгоистичный", выглядит, так как будто проблема "Невнимательность" или "Эгоизм", является его неотъемлемой частью, он таков, а значит это он "проблемный", с ним что-то не так. В этом случае визит к терапевту становится для человека грандиозным предприятием по изменению себя. Решиться на такое не просто, это по определению должно длиться долго и мучительно, и может потребовать весьма серьезных усилий. Разговаривая с человеком так, как будто с ним что-то не так, даже во время терапии, мы только усиливаем его ощущение собственной "проблемности".

Майкл Уайт и Дэвид Эпстон считают, что если говорить о проблемах немного иначе, то с ними гораздо легче справиться. Нарративные терапевты отличают человека от его проблем, они не беседуют с проблемным человеком, а говорят с человеком о его проблеме. При этом проблематизируется проблема, а не человек. Во время нарративной беседы мы говорим об Алкоголизме, Депрессии, Страхе контроля, Перфекционизме, Лени, Неусидчивости, Страхе одиночества и т.д., человек исследует, как проблема влияет на его жизнь, как убеждает его действовать тем или иным образом, каков его опыт и методы противостояния проблеме, как его планы и мечты отличается от планов Проблемы на его жизнь. Техника отделения человека от его проблемы называется экстернализация. Она особенно полезна в работе с семьями, так как позволяет всем вместе бороться с отделенной проблемой, а не объединяться против "проблемного" члена семьи.

Очень легко отделяют от себя проблемы и еще легче расстаются с ними дети. Как только ребенок обнаруживает, что у него с Проблемой разные планы на жизнь, или что она врет, он с легкостью говорит проблеме "убирайся", и она уходит. Это может быть Лень, мечтающая о том, чтобы он остался неграмотным и без друзей, со стареньким компьютером и всегда недовольными родителями. Лень, которая нашептывает ему, что он недостаточно умен, чтобы справится с домашними заданиями, а вокруг столько всего интересного, на что можно отвлечься. Но сам мальчик мечтает стать программистом, ему нравится общаться и нужен новый компьютер. Он не раз успешно выполнял задания, и знает, что может быть умным, усидчивым, получать удовольствие от достижений и многое ему на самом деле интересно. Лень обманывает его, утверждая, что он не переживет неудачи, неспособен на усилия, и поэтому лучше сразу "бежать".

Узнав как действует Проблема, родители могут помочь ребенку, решившему расстаться с такой Ленью, если будут более спокойно относится к его неуспехам и поощрять усилия.

Итак, во время нарративной терапии человек отделяет от себя свои проблемы, исследует их и пересматривает свои с ними отношения.

Позиция терапевта

Нарративные терапевты не считают себя экспертами в жизнях других людей. В нарративной теории отсутствует идея "нормы" и знания о том, каким человек или его отношения должны быть. Сам человек выступает автором своей истории и экспертом в своей жизни, только он может решить, что для него предпочтительно. Сотрудничая с человеком, терапевт может помочь ему определиться с предпочтениями, увидеть возможности, создать новую историю о себе и воплотить ее в жизнь.

Для кого?

Любой человек или группа людей может обращаться к нарративным практикам для разрешения своих сложностей. Сложности тоже могут быть любыми.

Нарративные методы широко применяются и в работе с очень маленькими детьми, при этом терапевт может использовать игрушки или рисунки. Богат опыт нарративной помощи людям, которым в нашем обществе присваиваются психиатрические диагнозы. Нарративный подход на сегодняшний день самое современное и ведущее направление в семейной психотерапии.

Этапы работы

Критерием эффективности в нарративной практике является решение самих людей, что они достигли своих целей. Поэтому в конце каждой встречи терапевт спрашивает, нужна ли людям следующая встреча и через какое время, по их мнению, им было бы полезно ее организовать. Иногда бывает достаточно одной беседы. Чаще это может быть 3-10 встреч раз в неделю по 1-2 часа каждая. Иногда люди считают, что им полезно приходить раз месяц или реже, иногда несколько раз в неделю. При нарративной работе значимые изменения должны начинаться довольно быстро, в то же время некоторым людям нужно время, чтобы определиться с предпочтениями, проверяя их в обычной жизни, или чтобы достаточно развить и "оживить" новую предпочтительную историю, тогда встреч может быть больше. Есть люди, которые хотят решить несколько задач или заняться самоисследованием, этому также можно посвятить больше времени. Стоимость одной встречи колеблется от 50 до 100 у.е., обычно бывают возможны социальные скидки.

Нарративный подход появился в психотерапии примерно в 80-х гг. ХХ века, благодаря развитию постмодернистских идей философии, литературоведения и социологии. У нарративной психотерапии нет конкретного основателя, метод сформировался под влиянием ряда выдающихся деятелей, таких как: Ж.Лакан, Вацлавик, Фридмн , Р.Барт, Ж.Делез, Ж.Деррида, М.Бахтин, У. Эко и мн. др. Сам метод стал известен во многих странах мира благодаря книге австралийца Майкла Уайта и новозеландеца Девида Эпстона "Narrative means to therapeutic ends ".

Само определение "нарративная психотерапия " происходит от термина "нарратив " (от англ. "сюжет ", "история "), заимствованного из философии и литературоведения. Что представляет собой этот метод? Это направление в консультативной и социальной терапии, основанное на том, что каждый человек строит свою жизнь, исходя из историй, которые мы рассказываем друг другу и самим себе. Каждая культура обладает набором стереотепических представлений о реальности. Широко распространенные представления иначе еще называют дискурсом (одно из толкований этого понятия). Во время нарративной сессии клиент с помощью терапевта выявляет такие дискурсы, которые негативно влияют на его жизнь и поддерживают проблемные истории. Дискурсы, поддерживающие проблемные ситуации, могут быть замечены клиентом, оценены и заменены на альтернативные, благоприятно влияющие на дальнейшую жизнь. Уникальная особенность нарративной психотерапии в том, что она позволяет показать проблему отдельно от человека, и дает возможность клиенту иметь в отношении своей собственной проблемы достаточно компетенции, чтобы изменить ситуацию.

У любой проблемы, невроза, психосоматического состояния есть своя история, мешающая человеку жить полноценно. Мы каждый день пишем главную историю — историю нашей жизни — и, зачастую, легко вписываем в нее доминирующие дискурсы нашей культуры, якобы содержащие истину о том, кто мы и какие, что нам следует делать, как реагировать — это ограничивает свободу нашего выбора. В процессе работы с проблемными историями клиента, терапевт всего лишь помогает совершить выбор в пользу желательной позитивной истории вместо существовавшей негативной. Клиент выступает экспертом своей жизни, сам выбирает, как трансформировать свою историю, и принимает осознанную ответственность за этот выбор. Терапевтический процесс в нарративном подходе организован через серию вопросов клиенту, с помощью которых он может увидеть свою историю отдельно от себя и поработать с ней желательным образом. Это крайне экологичная и мягкая методика. И сегодня она находит всё больше сторонников во всем мире в связи с тем, что весьма соответствует сознанию и образу жизни человека XXI века, живущему в плотном информационном потоке. Нарративная (повествовательная) терапия является эффективным и очень динамично развивающимся, открытым методом, постмодернистским направлением в консультировании, и подходит, как для индивидуальной сессии, так и для работы с семей любой структуры.

Как и большинство современных качественных подходов, нарративный подход достаточно молод. Он возник в 1980-е гг., и его методологическое оформление связывают с работами таких авторов, как Т. Сарбин, Дж. Брунер, Э. Мишлер, Д. Полкинхорн. Основным понятием подхода является нарратив (рассказ, повествование). Согласно сторонникам нарративного подхода, люди воспринимают окружающий мир, мыслят, воображают, совершают выбор в соответствии с нарративными структурами ; для осмысления собственного опыта они обращаются к многообразным сюжетам, бытующим в культуре, и правилам построения повествований и с их помощью строят свою жизненную историю и свою идентичность.

Хотя методологическое оформление нарративного подхода произошло сравнительно недавно, интерес к рассказам о человеческой жизни и эмпирическая работа с материалами биографий имеет в психологии богатую историю. В психоаналитической традиции значимость рассказываемых человеком историй для понимания глубинных аспектов его личности была осознана еще 3. Фрейдом. Работая с историями пациентов, Фрейд исходил из допущения, что те каким-то образом знают, что имеет для них патогенное значение, хотя и не могут об этом рассказать. Фрейд полагал, что пациента надо подвести к тому, чтобы он вспомнил переживания, оказавшиеся вытесненными, и помочь реконструировать относительно завершенную картину забытых лет, причем эта картина должна выглядеть правдоподобной. Иными словами, аналитик, подобно археологу, занимается реконструкцией прошлого по оставленным следам. Очень важно, что в подходе Фрейда не ставится задачи верифицировать фактами реконструированное прошлое, предполагается, что воссозданная история истинна не в фактическом, а в психологическом смысле, как история оставившего след переживания. Проведенное Фрейдом различие между истиной «материальной» (истиной фактов) и истиной «исторической» (истиной стоящего за рассказом ядерного переживания, которое может принять различные повествовательные формы) получило дальнейшее развитие у авторов, близких нарративному подходу. В частности, Д. Спенс (Spence, 1982) предлагает говорить уже даже не об «исторической», а о «личностной» и «нарративной» истине. Согласно Спенсу, нарративы, с которыми и имеет дело психоаналитик, не столько репрезентируют, отражают смысл событий, сколько создают этот смысл из хаоса переживаемого опыта. Нарративная истина клинической интерпретации состоит в том, что интерпретация позволяет соединить разрозненные фрагменты опыта в единое целое, интегрировать болезненные и причудливые воспоминания в хорошо простроенную, экономичную и осмысленную историю. Вполне возможно, пишет Спенс, что аналитик предлагает пациенту лишь иллюзию, но эта иллюзия поддерживается респектабельностью терапевта и проводимого им анализа, и оценивать условную «истинность» интерпретации нужно по тому терапевтическому эффекту, который она оказывает.

Помимо 3. Фрейда большое значение для становления и развития методов работы с биографическим материалом имели груды А. Адлера, предложившего понятия жизненного стиля и жизненного сценария, К. Г. Юнга, акцентировавшего проблематику влияния архетипических сюжетов и образов на индивидуальные переживания и опыт, К. Бюлера, инициировавшего исследования жизненной истории в качестве предпочитаемого метода исследования личности, а также Г. Оллпорта, обратившегося к нарративному исследованию личных документов. В отечественной психологии исследования жизненного пути личности развивались в школе Б. Г. Ананьева. Подробно историю биографических методов описала Н. А. Логинова (2001); однако необходимо отличать биографические методы исследования и коррекции личности, которым посвящена эта книга, и нарративный подход в психологии, сторонники которого не просто обращаются к биографии для исследования психологических реалий, но и определенным образом мыслят последние, отводя особую роль в их конструировании нарративным структурам и правилам.

То, что принято называть нарративным поворотом , датируется серединой 1980-х - началом 1990-х гг., когда в свет выходят сборник статей под редакцией Т. Сарбина «Нарративная психология: Рассказанная история человеческого поведения» (Narrative Psychology..., 1986), а также книги Дж. Брунера «Актуальные сознания, возможные миры» (Bruner, 1986) и «Действия смысла (Значение и операции с ним)» (Bruner, 1990), Э. Мишлера «Исследовательское интервью: Контекст и нарратив» (Mishler, 1986), Д. Полкинхорна «Нарративное познание и гуманитарные науки» (Polkinghorne, 1988). Нарратив объявляется новой базовой метафорой для психологии взамен метафор механизма и организма. Сторонники нарративной психологии подчеркивают, что происходящие в мире события сами по себе не имеют структуры нарратива, это человеческое сознание придает им особый порядок, формируя из них осмысленные истории. Дж. Брунер (Bruner, 1986) проводит различие между двумя не сводимыми друг к другу модусами когнитивного функционирования - рационально-логическим (парадигматическим) и нарративным, каждый из которых предполагает свои правила упорядочивания опыта и конструирования реальности. Д. Полкинхорн (Polkinghorne, 1988) называет нарратив фундаментальной схемой, связывающей в единое целое разрозненные действия и события, причем внешние факты лишь отчасти определяют схему возможной организации, они могут быть упорядочены в различные нарративы, получив тем самым разный смысл. В целом можно сказать, что нарративу придается ключевая роль в человеческой жизни и деятельности, он объявляется основным культурным механизмом конструирования реальности и именно с ним связываются фундаментальные процессы смыслообразования.

Нарративный поворот - часть лингвистического поворота, о котором шла речь в предыдущем параграфе: сторонники нарративной психологии также исходят из допущения конститутивной роли языка, но придают особое значение именно нарративным структурам (культурным правилам построения рассказов и повествований). Вместе с тем некоторые авторы полагают, что лингвистический поворот - лишь источник, из которого берет свое начало нарративная психология, к настоящему времени сформировавшаяся в отдельное, весьма специфическое течение, в русле которого сложились такие теоретические и методологические принципы, которые позволяют навести мосты между различными направлениями, тем самым способствуя интеграции психологии. И если дискурсивную психологию нередко называют второй когнитивной революцией, то нарративную психологию можно считать третьей (Hiles, Cermak, 2008).

Идеи нарративного подхода легли в основу многочисленных психологических исследований социальной и личностной идентичности, например, известность приобрели исследования Д. Макадамса, в работах которого идентичность рассматривается в нарративных координатах - как жизненная история, конструируя которую человек соединяет свое прошлое, настоящее и будущее и обеспечивает определенную степень единства и целенаправленности (о концепции и эмпирических исследованиях Д. Макадамса см.: Барский, Грицук, 2008). В нарративном ключе исследуются также процессы познания, индивидуальная и коллективная память (в особенности много работ, посвященных автобиографической памяти), эмоции. Нарративный подход стал востребован в клинических исследованиях опыта болезни и медицинских практик. Наконец, особо следует отметить область консультативной психологии и психотерапии, где развитие нарративных идей привело к созданию нового психотерапевтического направления - нарративной психотерапии (Уайт, 2010; Фридман, Комбс, 2001).

Философско-методологические основания нарративного подхода, по-видимому, уходят корнями в две мощные традиции - социальный конструкционизм и феноменологию. Социальпо-конструкционистские импликации прослеживаются, например, в представлениях нарративных психологов об активном конструировании индивидуального и социального опыта, версий реальности, структур «Я» и идентичности, которое совершается благодаря использованию неких культурных шаблонов, схем, «мастер-нарративов». Огромное внимание уделяется социокультурному (дискурсивному) окружению (контексту), в котором рассказывается история, и формам включенности в него. При этом нарративные психологи, обращаясь к историям, зачастую нацелены на реконструкцию, воссоздание особенностей жизненного мира рассказчика, его живого переживания и опыта - т.е. проводимая ими работа близка тому, что делает феноменолог. Как справедливо подчеркивают Д. Хайле и И. Чермак (Ililcs, Cermak, 2008), нарративное исследование соединяет в себе методологическую перспективу, основанную на анализе ситуативно обусловленного и вписанного в социальный контекст речевого действия, и взгляд на человека как на субъекта, активно осмысляющего и переосмысляющего свой опыт. Отсюда вытекает необходимость для нарративного психолога учитывать два рода контекста - социально-культурный контекст (как непосредственной интеракции, в рамках которой осуществляется рассказ, так и более широкого социального пространства) и контекст «истории как целого», отражающей целостность внутреннего мира личности.

Техники, используемые в нарративных исследованиях, очень разнообразны. Э. Мишлер подчеркивает, что того, что можно было бы назвать

«единственным или наилучшим способом исследования нарратива», не существует: развивая собственный подход, нарративные психологи должны внимательно относиться к тому, что сделано в других подходах, и задавать себе вопрос, чему они могут там научиться (Mishler, 1995). Представители нарративной психологии активно обращаются к методам анализа повествования, разработанным в лингвистике, семиотике, литературоведении (идеям и моделям В. Я. Проппа, А.-Ж. Греймаса, Кл. Бремона, Ц. Тодорова, Р. Барта и других). В нарративных исследованиях последнего десятилетия нередко используются методы и приемы, характерные для психоаналитической (психодинамической) традиции, а также подходов социальной критики. Многие современные работы основаны на сочетании приемов, почерпнутых из различных традиций анализа текста: герменевтической, структуралистской, психоаналитической, критической. Следует обратить внимание и на тот факт, что в ряде работ нарративных психологов наблюдается заметный сдвиг в сторону формализации анализа. Например, в исследованиях жизненной истории Д. Макадамса и коллег предлагаются обобщенные списки кодировочных категорий, использование которых позволяет в значительной степени структурировать анализ и по необходимости квантифицировать данные.

Для сбора данных в основном применяется метод нарративного интервью , которое представляет собой свободную беседу, инициированную интервьюером. Оно может касаться всего жизненного пути человека (биографическое интервью: «Расскажите о вашей жизни... Когда и где вы родились?»), а может собирать материал о каких-то конкретных событиях или отдельных аспектах жизни (тематическое, или предметно-фокусиро- ванное, интервью: «Как вы пришли в психологию? Расскажите о том, как это произошло». «Вы помните то время, когда вы пошли в школу? Расскажите, как эго было».) Нарративные психологи рассматривают интервью в качестве события речи, в процессе которого продолжается то же действие смыслообразования, какое совершают люди в обычной жизни. Интервью обычно записывается на диктофон и затем расшифровывается дословно, но без использования специальной системы транскрибирования. Допускается перевод устной речи в более правильную литературную форму.

Анализ интервью, как уже было отмечено, очень разнообразен. Тран- скринт интервью, как правило, разбивается на тематические единицы - последовательности эпизодов, событий и т.п. Каждый эпизод относительно закончен в смысловом плане и играет определенную роль в общем движении рассказа. Анализ транскрипта включает анализ содержания и формы рассказа. Отдельно может анализироваться фабула (первичная последовательность событий) и сюжет (форма рассказа, в которую облекается последовательность событий). Нередко при проведении нарративного анализа используются техники кодирования и категоризации с последующим выделением основных тем. Обязательно реконструируется то, что может быть обозначено как ядерный нарратив - главная смыслообразующая тема рассказа, связывающая воедино весь текст. Кроме того, отдельно прорабатываются и другие (побочные, периферические, дополнительные) темы, маркируемые выведенными из текста в результате открытого кодирования категориями. Важнейшую часть нарративного исследования составляет анализ формы. Отслеживается тип нарратива, особенности его движения и связность. В процессе анализа чаще всего используется нарративная типология канадского литературоведа Н. Фрая, выделившего романс, комедию, трагедию и сатиру - нарративные структуры, содержащие идею поддержания социального порядка (романс), его разрушения/изменения (комедия), переживания его потери/утраты (трагедия) и действия циничного вызова по отношению к нему (сатира). По характеру своего движения нарратив может быть прогрессивным, регрессивным и стабильным или может сочетать в себе элементы различных типов движения в зависимости от темы, временного этапа и т.п. Хорошим дополнением к содержательному и формальному анализу нарратива может быть применение техник, характерных для критического дискурс-анализа: отслеживание форм позиционирования героя рассказа по отношению к тем или иным людям, социальному окружению и т.п. и анализ типов «морального порядка», предполагаемых таким позиционированием (Emerson, Frosh, 2004).

• Наиболее ярко различие между «материальной» и «исторической» истиной представлено в поздней работе Фрейда «Моисей и монотеистическая религия», однако эта мысльпоявляется и в других его работах («Будущее одной иллюзии», «О добывании огня»). История становится истинной (приобретает «историческую» истину) в силу оживления события-переживания, исчезнувшего из памяти, она «схватывает» истину события в иносказательной,символической и эмоционально-насыщенной форме. В этом смысле история Эдипа - однаиз возможных форм схватывания «исторической» истины комплекса переживаний, связанного с отношениями в родительской семье и формированием психологического пола.

статья Дарьи Кутузовой

Нарративный (от лат. narrare – повествовать, рассказывать) подход – одно из самых молодых, бурно развивающихся направлений в сфере терапии и работы с сообществами. При переводе на русский язык мы сохраняем термин «нарративный» (а не «повествовательный», например), чтобы отличить этот подход от других направлений, ориентированных на работу с историями (М.Эриксон, Н.Пезешкиан, сказкотерапия и пр.), — а также для того, чтобы представителям международного нарративного сообщества было проще узнавать друг друга.

Нарративный подход возник на рубеже 70-80 годов прошлого века в ходе сотрудничества австралийца и новозеландца Дэвида Эпстона.

В настоящее время сообщества нарративных терапевтов существуют более чем в 40 странах мира; ; регулярно появляются новые книги, посвященные нарративному подходу; проводятся ; правительственные и международные организации дают гранты на проведение программ и проектов в русле нарративного подхода. Нарративные идеи и методики применяются в различных сферах – в индивидуальном консультировании, при с подростками и взрослыми, при реабилитационной работе , — и диапазон применения неуклонно расширяется.

Исторически первым, что привлекло внимание «терапевтической общественности», была успешная работа со сложными проблемами, порой считавшимися неизлечимыми. Отделение проблемы от человека, вынесение ее вовне (экстернализация ) позволяло воплотить в жизнь «шаловливый подход к серьезным проблемам», таким, как страхи, навязчивые состояния, анорексия, энкопрез, слуховые галлюцинации и пр. Если человек и проблема не суть одно , то тогда для того, чтобы преодолеть проблему и последствия ее жизнедеятельности, не надо бороться с человеком. Современная культура настойчиво предлагает людям поверить, что неспособность справляться с проблемами – признак какого-то «недостатка в конструкции» человека, какой-то постыдной дефективности или слабости воли. Экстернализация позволяет если не полностью избавиться от стыда и чувства вины, связанных с проблемой, то, по крайней мере, ослабить их. В результате человеку становится проще взять ответственность за собственную жизнь, почувствовать себя вправе выбирать предпочитаемое направление развития. Человек чувствует себя знающим, начинает лучше осознавать свою позицию по отношению к собственной жизни, к проблеме и ее последствиям, к социальным предписаниям. Если мы представляем, что проблема не внутри того или иного человека, это способствует сотрудничеству, объединению людей друг с другом для того, чтобы что-то сделать с проблемой. В силу этого часто происходит « .

Однако нарративный подход отнюдь не исчерпывается экстернализацией. Нарративный подход – это больше, чем просто набор техник. Это мировоззрение; заняв соответствующую мировоззренческую позицию, можно изобретать новые техники в соответствии с требованиями контекста.

В чем же состоит нарративное мировоззрение? В первую очередь, можно сказать, что оно отличается от модернистского. Нарративные терапевты верят, что «объективная реальность» непостижима непосредственно. В нашей жизни и в культуре сосуществуют различные описания реальности. Они не «истинные» или «ложные», а более или менее согласованные и правдоподобные. . Любое знание есть знание с определенной позиции. Необходимо учитывать социальный, культурный и исторический контекст, в котором порождается знание.

Эти описания реальности поддерживаются и воспроизводятся разными сообществами. Человек не является изолированным индивидуумом, он является частью сообществ, он «узел отношений», точка интерференции разных смысловых влияний. Некоторые описания поддерживаются сообществом особенно интенсивно. Это доминирующие дискурсы . Они проявляют власть, давая определения «правильного» и «достойного» образа жизни. Все то, что им не соответствует, вытесняется на обочину жизни, т.е. маргинализуется .

Жизнь каждого человека полиисторична . В ней состязаются за привилегированное положение разные истории. Какая-то из них доминирует. Если доминирующая история закрывает человеку возможности развития, можно говорить о существовании проблемы .

Однако всегда есть опыт, не включенный в истории. Из него можно собрать истории, альтернативные доминирующей, и выяснить, какая из них является предпочитаемой. «Исключения» из проблемной истории в нарративном подходе называются « «.
Так как нет истинных, правильных для всех историй, терапевт не может знать, что такое «правильное» развитие вообще и для данного человека в частности. Терапевт – не эксперт по жизни клиента, в этом клиент сам является экспертом.

Позиция терапевта — децентрированная и влиятельная. Это означает, что в центре разговора – клиент, его ценности, знания, опыт и умения. Терапевт своими вопросами может преумножать возможности и создавать пространство для прославления различий. Терапевт очень отчетливо осознает отношения власти и противостоит злоупотреблению властью в любых формах.

Важные принципы нарративного подхода – забота о том, кто обращается за помощью, и неэкспертная позиция терапевта. Терапевт умеет определенным образом задавать вопросы, но он не является экспертом по тому, в каком направлении и каким образом человеку следует двигаться в жизни. Человек сам является экспертом по собственной жизни. Поэтому нарративный терапевт (или «практик», как многие из них предпочитают себя называть) не навязывает тому, кто обратился за помощью (слово «клиент» тоже не употребляется) никаких методов, которые сам считает правильными. Скорее, терапевт постоянно просит его выбрать из нескольких возможных альтернативных направлений развития беседы тот, который больше всего подходит, представляется наиболее интересным, перспективным и полезным. В результате человек укрепляет контакт с тем, что для него важно в жизни – с ценностями, принципами, мечтаниями и добровольно взятыми на себя обязательствами, воплощаемыми в предпочитаемых историях его жизни.

При работе с теми, кто пережил насилие и травму, нарративный терапевт не будет заставлять клиента заново переживать травмирующий опыт ради «отреагирования эмоций»; он постарается создать безопасный контекст, чтобы этот опыт был вписан в историю человека, в осмысленную преемственность его жизни как эпизод, имеющий начало и конец. При этом акцент будет ставиться на так называемое «двойное описание», или «описание с обеих сторон» — .

«Неэкспертность» терапевта, акцент на уважительное любопытство в отношениях с людьми задает исключительную неиерархичность и инклюзивность нарративного сообщества. В нем нет «лестницы», по которой необходимо залезть, чтобы тебя посчитали стоящим человеком, а твое мнение – достойным внимания. В сообществе принята этика заботы о коллегах, а не этика контроля; принято вкладывать много сил и внимания в то, чтобы никто не чувствовал себя лишним, ненужным, игнорируемым, — в этом воплощается особый акцент на «общность», коммунитарность, в противовес индивидуалистической направленности доминирующей культуры. Даже когда мы работаем с человеком индивидуально, это все равно так или иначе работа с сообществом, в которое человек включен.

Цель нарративной терапии — создать пространство для развития альтернативных, предпочитаемых историй для того, чтобы человек почувствовал себя способным влиять на собственную жизнь, в большей степени автором предпочитаемой истории своей жизни и стал бы воплощать ее, привлекая и объединяя «своих» людей в сообщество заботы и поддержки.

Основная форма работы в нарративном подходе — пересочинение истории, (вос)создание авторской позиции (re-authoring) посредством вопросов, направленных на развитие «хорошей» истории. С литературной точки зрения хорошая история – это такая история, в которой персонажи и события описаны насыщенно , а не тонко (через описание поступка, а не называние качества); есть описание с разных точек зрения; отражены не только действия героя, но и его намерения/переживания/ценности и пр.; имеются бреши и пробелы в изложении сюжета – чтобы читатель мог достраивать сам. В рамках устной культуры «хорошая» история ориентирована на конкретную аудиторию и вызывает у нее резонанс, создавая общее переживание; вовлекает слушателей и влияет на них; помогает хранить знание о важном; реорганизует знакомое и привычное так, что становится возможным знать нечто новое.

Основные приемы нарративного подхода : 1) экстернализация (мы уже немного поговорили о ней выше); 2) деконструкция ; 3) восстановление участия (re-membering); 4) работа с внешними свидетелями (церемония признания самоопределения); 5) написание писем, создание летописей, памяток и грамот ; 6) развитие сообществ (в т.ч. виртуальных)

, или вынесение проблемы вовне, включает позиционирование проблемы в качестве антагониста в рамках нарративной метафоры. При этом исследуется влияние проблемы на человека и влияние человека на проблему. Человек определяет свою позицию по отношению к проблеме и осознает, почему эта позиция такова.

При проведении деконструкции осознается, исследуется и опротестовывается попытка других людей и сообществ быть автором истории данного человека; исследуется контекст возникновения дискурсивных предписаний, отношения власти, в т.ч. то, кому выгодно существование подобных предписаний.

состоит в том, что к работе (реально или виртуально) привлекаются другие люди и персонажи, дающие дополнительную точку зрения на человека и его историю, чтобы создать сообщество поддержки для предпочитаемой истории. Исследуется роль человека в их жизни и их миссии.

Работа с внешними свидетелями , или соприкосновение жизней общими темами – особый способ продвинуть развитие сюжета предпочитаемой истории. Слушателей истории расспрашивают о том, что у них отозвалось, какой образ протагониста, его ценностей, намерений и умений создался; почему их привлекли именно эти слова и выражения, какой их личный опыт откликается; чему их учит эта история, на что она их сподвигает.

Нарративный подход – одно из немногих терапевтических направлений, творчески использующих в работе с людьми . Поэтому написание писем , создание сертификатов, грамот и прочих удостоверений идентичности выделяется в отдельный прием.

Работа с сообществами – важное и быстро развивающееся направление нарративного подхода. Здесь часто используются приемы искусства и для того, чтобы люди вновь обрели надежду и веру в то, что они способны справиться с тяжелыми жизненными ситуациями. Организация виртуальных сообществ («лиг») помогает и их последствий, а также освобождает терапевта от бремени экспертного знания.

Нарративный подход изначально был ориентирован на работу с маргинализованными группами населения, с теми, кто «оттеснен на обочину жизни» доминирующим большинством. Многие так называемые «психологические проблемы» во многом поддерживаются предрассудками общества, стереотипами, социальной политикой, а также . Возвращение проблем «на место», т.е. в социально-культурное пространство, ведет к тому, что работа часто оказывается краткосрочной, что важно при работе терапевта в государственных учреждениях.

И преподавателя нарративного подхода – в первую очередь перед теми, для кого он работает, т.е. перед людьми, которые приходят на консультацию. Нарративные терапевты очень внимательно относятся к тому, как на их работу влияет привилегированное положение. Нарративный подход возник как Австралии и Новой Зеландии североамериканскими школами и направлениями; это был «австралийский путь». Распространение нарративного подхода за пределами Австралии (и даже шире – за пределами англоязычной культуры) ставит перед членами нарративного сообщества новую задачу: как перевести, пересказать, переложить идеи и практики таким образом, чтобы сохранился их дух, но при этом был бы учтен местный культурно-исторический контекст, традиции и обычаи локальной культуры? Это вопрос, на который нет и не может быть единственно правильного ответа, это приглашение к дискуссии и совместному творчеству. Как перевести с английского придуманные Уайтом неологизмы?.. Есть ли в России доминирующая культура, или сосуществует много разных субкультур?.. «Пересочинение» подхода на русском языке – увлекательное путешествие, приключение, и мы приглашаем читателя поучаствовать в нем.